— Мое почтение, — строго сказал ему мистер Джирнингэм, не удостоивая пожать ему руку.
Но мистер Джирнингэм слышал последнее слово громовержца по этому предмету, а потому не находил нужным выказывать особенное мягкосердечие.
— Отроду не видывал бедняка, которому было бы так тошно, — сказал Эол.
— Да, ему должно быть плохо пришлось, сэр Бореас.
Эол сам любил хорошо пообедать.
— Вы бы лучше отправили его домой, — сказал он, — на сегодня.
— А затем, сэр Бореас?
— Вероятно до завтра проспятся. Прикажите написать ему письмо, знаете, чтобы постращать. В сущности, новый год бывает только раз в году.
Мистер Джирнингэм, получив эти инструкции, возвратился к себе в отделение и отпустил Крокера. Едва Крокер успел выйти, как Родену поручили написать письмо.
Оно гласило:
...«Сэр,
Позволив себе не явиться, без разрешения, вчера на службу, вы совершили проступок такого рода, что я нахожусь вынужденным сообщить вам, что в случае, если бы он повторился, мне не останется другого выбора, как обратить на это обстоятельство серьезное внимание милорда главного директора почт.
Остаюсь, сэр,
В тот же конверт была вложена коротенькая записочка от одного из товарищей.
...«Дорогой Крокер,
Постарайся быть здесь завтра ровно в десять. Мистер Джирнингэм поручил мне передать тебе это.
Так, в данном случае, кончились невзгоды Крокера.
В тот самый день, когда Крокер проходил через свое чистилище в почтамте, леди Кинсбёри получила в Траффорд-Парке письмо, которое значительно увеличило заботы и неприятности различных членов ее семейства. Письмо было анонимное, но читатель может теперь же узнать, что оно было написано этой предприимчивой молодой особой, мисс Демиджон.
Оно было следующего содержания:
...«Милэди,
Считаю своим долгом, как доброжелатель семейства, сообщить вам, что ваш пасынок, лорд Гэмпстед, попал в руки молодой особы, живущей в соседней со мною улице».
(«Соседняя улица», понятно, была хитростью со стороны мисс Демиджон).
...«Живет она в доме под № 17, в Парадиз-Роу, в Галловэе; зовут ее Марион Фай. Она дочь старого квакера, клерка гг. Погсона и Литльбёрда и, конечно, по своему положению, не должна бы питать таких надежд. У старика может быть и отложено кое-что, но что это для таких людей, как вы, милэди, и как супруг ваш? Иные находят ее хорошенькой. Я не того мнения. Такие хитрости мне противны. Все, что я вам сообщаю, не подвержено никакому сомнению. Милорд провел здесь на днях несколько часов, девушка расхаживает гордая, как павлин. Я называю это настоящим заговором в Парадиз-Роу; хотя квакер в нем участвует, но дело не в нем. Через два дома от Фай живет одна мистрисс Роден, у которой есть сын, почтамтский клерк, очень много о себе думающий. Кажется, нет сомнения, что он обручен с другим членом вашего аристократического семейства. Об этом-то уж весь Галловэй толкует. Мое убеждение, что все это дело рук мистрисс Роден! Она руководит Марион Фай, точно та ей родная дочь, теперь и молодой лорд, и сестра его так прямо и попались в ее сети. Если никто из них еще не обвенчан, то за этим дело не станет, если кто-нибудь не вмешается. Если вы мне не верите, пошлите в таверну «Герцогини», что на углу, вы убедитесь, что там все это известно.
Милэди, я счел своим долгом сообщить вам все это потому, что мне неприятно видеть, как обманывают аристократическую семью. Я лично тут не заинтересован. Но я так поступаю из доброжелательства. А потому имею честь быть
Маркиза, хоть она, вероятно, в прежнее время сказала бы, что ничего нет в мире презреннее анонимных писем, тем не менее очень внимательно перечла это послание несколько раз. Поверила она ему безусловно. В виду того, что писавшему так хорошо было известно все относившееся до лэди Франсес, почему не предположить, что он имеет такие же достоверные сведения и насчет лорда Гэмпстеда? Такой брак как этот — с дочерью квакера — именно брак во вкусе Гэмпстеда. Особенную досаду в ней возбуждала гласность всей этой истории. Мысль, что Галловэю известны все тайны семьи ее мужа была для нее ужасна. Но, может быть, всего сильнее уязвляло ее сердце сознание, что лорд Гэмпстед вообще собирается жениться. Женись он на квакерше, на ком угодно, но, раз они обвенчаны, сын этой женщины будет лорд Гайгэт, наследник всех богатств и всех титулов маркиза Кинсбёри. Она основывала некоторые надежды на несносном характере лорда Гэмпстеда. Такие люди, уверяла она себя, вообще неохотно женятся. Пока он не женат, еще остается надежда. Но если он женится и у него будет сын, тогда, хоть бы он на другой день сломал себе шею на охоте, из этого не выйдет никакого толку. В этом настроении она сочла нужным показать письмо мистеру Гринвуду, прежде чем прочесть его мужу, который все еще был очень болен.
Мистер Гринвуд медленно прочитал письмо, тщательно сложил его и только покачал головой.
— Правда это, как вы думаете? — спросила маркиза.
— Не вижу причины, почему бы это была неправда.
— Тоже и я думаю. Мы знаем, что насчет Фанни это правда. Мистер Роден и эта мистрисс Роден существуют. Раз, что писавшему все это известно, есть основание доверять остальному.
— Много на свете лгунов, — сказал мистер Гринвуд.
— Но существует же этот квакер, эта девушка?
— Очень вероятно.
— В таком случае, отчего бы Гэмпстеду в нее не влюбиться? Конечно, он постоянно там бывает у своего друга, Родена.