Марион Фай - Страница 63

— Если б вы только потрудились сказать ему, что я никогда не имел намерения оскорбят его? Я право не знаю, бы такое случилось. Я, может быть, сказал что-нибудь в шутку насчет лорда Гэмпстеда, только в этом, право, не было ничего особенного. Никто не может питать к милорду более глубокого уважения, чем питаю я. Я всегда находил большой честью для Родена его близкие… более чем близкие отношения к вашему семейству…

Что было ей делать с человеком, который ежеминутно позволял себе дерзкие намеки на излюбленную тайну ее сердца.

— Я должна просить вас оставить меня сэр, — сказала она. — Брат мой сейчас вернется.

Это у нее вырвалось в тщетной надежде, что он примет слова ее за угрозу, предположит, что брат ее выгонит его в дома за его дерзость. Она ошиблась. Ему и в голову не приходило, что он дерзок.

— В таком случае вы, может быть, позволите мне подождать милорда, — сказал он.

— О нет, нет! Он может приехать, но может и не приехать. Вам право ждать нельзя. Вам не следовало вовсе приезжать.

— Но в интересах мира, милэди! Одно слово с ваших прекрасных уст…

Лэди Франсес была не в силах долее этого выносить. Она встала и вышла из комнаты. В зале она встретила одного из слуг, которому приказала: «Сейчас же проводить этого господина». Слуга исполнил приказание и Крокер был выпровожен из дома, не сознавая нисколько всей бестактности своего поведения.

Едва Крокер убрался, как Гэмпстед, действительно, возвратился. Разговор, конечно, сейчас же коснулся здоровы отца.

— Он скорей огорчен, чем болен, — сказал Гэмпстед.

— Из-за меня? — спросила она.

— Нет, не непосредственно.

— Что это значит?

— Не ты его огорчаешь, а то, что другие говорят о тебе.

— Мама?

— Да, и мистер Гринвуд.

— Разве он вмешивается?

— Боюсь, что да; через милэди, которая ежедневно сообщает отцу все, что говорит глупый старик. Леди Кинсбёри крайне неблагоразумна и несносна. Я всегда находил ее глупой, но теперь не могу не сознавать, что она поступает очень дурно. Она всячески раздражает его.

— Это очень нехорошо.

— Нехорошо. Он может выгнать мистера Гринвуда из дома, если он станет невыносим, но жену свою он выгнать не может.

— Не мог ли бы он приехать сюда?

— Боюсь, что нет… без нее. Она забрала в свою глупую голову, что мы с тобой позорим семью. Что до меня, она, кажется, думает, что я лишаю ее родных детей их прав. Я готов все сделать для них, даже для нее, чтоб ее успокоит, но она решилась видеть в нас врагов. Отец говорит, что это сведет его в могилу.

— Бедный папа!

— Мы можем убежать, он — нет. Мне стало очень досадно и на милэди, и на Гринвуда, я им обоим довольно откровенно высказал свое мнение. Мне остается утешительное сознание, что в этом доме у меня два жестоких врага.

— Могут они повредить тебе?

— Ничуть, разве в том отношении, что научат мальчуганов видеть во мне врага.

Только после обеда леди Франсес рассказала брату о Крокере.

— Подумай, что я должна была почувствовать, когда мне доложили, что почтамтский клерк желает меня видеть.

— И вошел этот негодяй? — спросил Гэмпстед.

— Ты действительно его знаешь?

— Еще бы. Разве ты его не помнишь в замке Готбей?

— Ничуть. Но он сказал мне, что был там.

— Он ни на минуту не отставал от меня. Он положительно заставил меня уехать, потому что следовал за мной за охоте, как тень. Он так тяжко оскорбил меня, что мне пришлось убежать от него. Что ему от меня надо?

— Чтоб ты заступился за него перед Джорджем Роденом.

— Он — ужасный человек. Ни к чему не ведет просить его держаться подальше, он окончательно не понимает, что ему говорят. Я уверен, что он вышел отсюда с убеждением, что нашел в тебе искреннего друга.

XXIV. Красноречие мистрисс Роден

Целое воскресенье Гэмпстед провел в волнении, нигде не находя себе места. Одно время он думал, что это самый удобный день для поездки в Галловэй. Он наверное застанет мистрисс Роден дома после службы, а если сумеет завести дело достаточно далеко, то может также повидать и Захарию Фай. Но по зрелом обсуждении ему показалось, что воскресенье день для этого неподходящий. Джордж будет дома и будет страшно мешать. Сам квакер будет помехой, так как Гэмпстеду необходимо было сначала переговорить с Марион. А потому он был вынужден отложить свое намерение. Понедельник также был неудобен, так как он был уже достаточно знаком с обычаями Парадиз-Роу, и знал, что в этот день там будет непременно мистрисс Винсент. Целью его было, если все пойдет хорошо, сначала повидать мистрисс Роден на несколько минут, а затем провести как можно больше времени с Марион Фай. В силу этих соображений он выбрал вторник, и сделав все распоряжения насчет лошадей, грума и пр., отправился в понедельник в Лейтон, где, в виде утешения, проохотился целый день на оленей.

Когда он возвратился, сестра очень серьезно заговорила с ним о собственных делах.

— Неправда ли, Джон, что это почти глупо, что мистер Роден не бывает здесь?

— Совсем не глупо, по моим понятиям.

— Целый свет знает, что мы жених и невеста. Даже слуги об этом слышали.

— Что ж из этого?

— Если все знают, то какая же цель разлучать вас? Мама, конечно, сказала сестре, а лэди Персифлаж всюду разблаговестила. Дочь ее выходит за герцога и она вдвойне торжествует, рассказывая всем, но я выхожу только за почтамтского клерка. Я нисколько не сетую на нее за это. Но так как они так много об этом толковали, они обязана по крайней мере предоставить мне моего почтамтского клерка.