Марион Фай - Страница 57

— Вы портите огонь, лорд Гэмпстед, — сказала мистрисс Роден.

— Уголь на то и создан, чтоб его шевелить. Я в этом твердо убежден. Возьмите-ка щипцы, толкните ими уголья. Благодаря этому процессу вы навеки будете чувствовать себя здесь дома.

Он подал щипцы Марион.

Ей ничего не оставалось как взять их. Она взяла, покраснела до корней волос, приостановилась на минуту, а затем толкнула уголья, как этого от нее требовали.

— Благодарю, — сказал он, продолжая стоять на коленях у ее ног и взяв от нее щипцы, — благодарю. Теперь вы навсегда свой человек в Гендон-Голле. Никому, кроме друга, не позволил бы я шевелить у меня огонь в камине. — С этим он встал и медленно вышел из комнаты.

— О, мистрисс Роден, — сказала Марион, — как мне жаль, что я это сделала.

— Ничего. Это только шутка.

— Конечно, это шутка, но все же мне жаль, что я это сделала. В ту минуту мне казалось, что я покажусь сердитой, если не исполню его просьбы. Но когда он сказал, что я буду чувствовать себя здесь дома!.. О, мистрисс Роден, как я жалею, что это сделала.

— Он поймет, что это не имело никакого значения, моя милая. Он добродушен и шутлив, ему приятно дать нам понять, что мы для него не посторонние.

Но Марион знала, что лорд Гэмпстед не даст этому этого невинного толкования. Хотя ей видна была одна его спина, когда он выходил из комнаты, она знала, что он торжествует.

— Ну-с, мистер Фай, вот вам портвейн, коли угодно, но я вам рекомендую придерживаться бордо.

— Я уж придерживался, милорд, насколько к этому способен, — сказал квакер. — И немного вина на меня сильно действует, так как у меня нет к нему особой привычки.

— Вино веселит сердце человека, — сказал Роден.

— Справедливо, мистер Роден. Только я сомневаюсь, полезно ли, чтоб сердце человека сильно веселилось. Веселье и скорбь слишком неизменно уравновешивают друг друга. Ровное, ясное настроение всего более прилично жизни человеческой, если его можно достигнуть.

— Гладкая дорога без гор, — сказал Гэмпстед. — Говорят, что лошади всего скорей устают от нее.

— Если ли бы они сами сказали вам это, если б могли сообщить свои впечатления после долгого, дневного пути.

Тут произошла пауза, но мистер Фай продолжал:

— Милорд, боюсь, что сделал ошибку относительно слова «страшно», которое случайно сорвалось с твоих уст.

— О, право нет, нисколько.

— Мне казалось, что я нахожусь среди нашей конторской молодежи, которая иногда позволяет себе выражения, не приличествующие ее занятиям, а, может быть, и ее положению в обществе; в таких случаях я имею привычку напоминать ей, что слова, в деловые часы, должны употребляться в их тесном смысле. Но, милорд, коли ты выпряжешь рабочую лошадь из плуга, ты не вправе ожидать от нее, чтоб она красиво выступала на зеленой поляне.

— Именно оттого, что по моему мнению следовало бы больше смешивать тех лошадей, которых вы называете «рабочими», с теми, которые употребляются единственно для забавы, я с такой гордостью приветствовал вас здесь. Надеюсь, что далеко не в последний раз вы послужите мне живым лексиконом. Если вам более не угодно вина, мы отправимся в гостиную, к дамам.

Мистрисс Роден очень скоро объявила, что им пора возвращаться в Галловэй.

Гэмпстед не пытался удерживать их. Слова, которыми они обменялись с Марион, почти ограничивались тем, что было выше упомянуто, тем не менее он сознавал, что не только удовлетворительно, но до некоторой степени достохвально выполнил намерение, в виду которого он собственно и пригласил своих гостей. План его был выполнен с полным успехом. По тому, как Марион исполнила его просьбу насчет огня в камине, он был уверен, что вправе считать ее другом.

XXI. Что все думали, возвращаясь домой

Лорд Гэмпстед вышел на крыльцо, чтоб посадить их в экипаж.

— Лорд Гэмпстед, — сказала Гэмпстед Роден, — вы жестоко простудитесь. Морозит, а вы с открытой головой.

— Я на эти вещи не обращаю никакого внимания, — сказал он, на минуту держа руку Марион, пока помогал ей сесть в экипаж.

— Вернитесь, — шепнула она.

Губы ее, при этом, почти касались его уха, но причиной этому было положение, в которое поставил ее случай. Рук ее еще находилась в его руке — но и это было делом того же случая. Но у женщин, мне кажется, существует невольное стремление пользоваться услугами более, чем велит необходимость, когда тот, кто их оказывает, им действительно приятен. Марион, конечно, не имела подобного намерения. Если б эта мысль пришла ей в голову, она уклонилась бы от его прикосновения. Только когда он отнял свою руку, когда ощущение теплоты от его близости исчезло, только тогда она сознала, что он был так близко, а что теперь они разлучены.

За ней сел в экипаж отец ее, потом Роден.

— Доброй ночи, милорд, — сказал квакер. — Я провел очень приятный вечер. Думаю, что завтра тем менее буду расположен к своему дневному труду.

— Вовсе нет, мистер Фай, вовсе нет. Вы будете походить на освежившегося богатыря. Ничто так не освежает душу, как дружеская беседа. Надеюсь, что вскоре вы опять приедете и испытаете это средство.

Экипаж отъехал, а лорд Гэмпстед вошел в дом, чтоб погреться у огня, который Марион Фай мешала.

Он не имел намерения влюбиться в нее. Существовал ли когда-нибудь молодой человек, который, найдя девушку симпатичной, вознамерился бы влюбиться в нее? Девушки влюбляются намеренно, а еще чаще, может быть, уклоняются от этого; но мужчины в таких делах редко имеют цель. Лорд Гэмпстед понял в ней, как ему казалось, отличный образец всяких достоинств в том классе человечества, который его убеждения и теории побуждали его превозносить. Он думал, что полезно было бы скрещивать скаковых и рабочих лошадей, а, в данном случае, Марион Фай была рабочая лошадь. Он, без всякого сомнения, не сделал бы этой попытки, если б она не очаровала его глаз, его слуха, его чувств вообще. Он, конечно, не был таким философом, чтобы, в его погоне за мудростью, такой старик, как Захария Фай был столько же приятен, сколько его дочь. Надо признаться, что он был восприимчив в женскому влиянию. Но ему не сразу пришло в голову, что хорошо было бы влюбиться в Марион Фай. Отчего бы ему не быть в дружеских отношениях с милой и хорошенькой девушкой, не любя ее? Таковы были его мысли после первой встречи с Марион, в доме мистрисс Роден. Затем он решил, что друзья не могут сойтись не видаясь, и составил свой план, еще не сознавая вызванного ею чувства. План осуществился, обед его состоялся, Марион Фай помешала уголья у него в камине, произошло легкое рукопожатие, когда он усаживал ее в экипаж, послышалось сказанное шепотом словечко, которое, если бы не было сказано шепотом, не имело бы никакого значения; была минута, когда он сознавал, что губы его очень близко к ее щеке; а затем он возвратился к своему уютному камельку, вполне сознавая, что влюблен.