Марион Фай - Страница 10

IV. Леди Франсес

Есть что-то до того печальное в положении девушки, про которую знают, что она влюблена, и которой приходится подвергнуться процессу «пристыжения» со стороны друзей, что удивляешься, как вообще какая-либо молодая девушка может это вынести. Большинство молодых девушек этого вынести не в силах, и — или отрекаются от своей любви, или уверяют, что отреклись. Про молодого человека, который наделал долгов, провалился на экзамене, даже объявил о своей помолвке с молодой девушкой, у которой нет гроша за душой, — что гораздо хуже — просто скажут, что он последовал общему примеру, и сделал то, чего следовало от него ожидать. Мать никогда не смотрит на него с тем упорным гневом, посредством которого надеется победить постоянство дочери. Отец посердится, погорячится, заплатит долги, подготовит почву для новой компании, и только пожмет плечами по поводу предположенного брака, на который смотрит просто как на нечто немыслимое. Девушка же считается опозорившей себя. Хотя от нее ожидают, или во всяком случае надеются, что она в урочное время выйдет замуж, тем не менее увлечение мужчиной, — в котором, казалось бы, следовало видеть первый шаг в браку, — грех. Оно так и есть, даже в кругу заурядных Джонсонов и Броунов. Если мы достаточно коротки с Броунами, чтобы знать о любви Джэн Броун, мы поймем обращение отца и взгляд матери. Даже домашняя прислуга знает, что она дала волю своим чувствам, и относится к ней как-то особенно. Братьям стыдно за нее. Тогда как она, влюбись ее брать в Джемиму Джонс, одобряет его, сочувствует ему, поощряет его.

Существуют героини, которые все это переживают, остаются верны до конца. Существует много псевдогероинь, которые начинают с того же, но не выдерживают характера. Псевдогероиня обыкновенно сдается, когда молодой Смит — не особенно молодой вдобавок — поступает в компаньоны в гг. Смиту и Уокеру и встречается на пути ее, во время поисков за женою. Преследование, во всяком случае, так часто оказывается действительным, что отцы и матери считают долгом прибегнуть к нему. Нечего и говорить, как высоко над сферой каких-нибудь Броунов парили мысли маркизы Кинсбёри. Но она сознавала, что обязана прибегнуть к мерам, к которым и они бы прибегли, и решила, что маркиз последует ее примеру. Ужасное зло, непоправимое зло уже было сделано. Многие, увы, узнают, что лэди Франсес опозорила себя. Маркиза не в силах была скрыть этого от своей родной сестры, лэди Персифлаж, и лэди Персифлаж, без сомнения, поделится тайной с другими. Ее горничная все знает. Сам маркиз — самый нескромный из людей. Гэмпстед не найдет нужным скрытничать. Роден, конечно, расхвастает всем в почтамте. Почтальоны, посещавшие дом в Парк-Лэне, вероятно, обсуждали вопрос с лакеями у ворот. Нечего было надеяться на сохранение тайны. Все молодые маркизы и холостые графы узнают, что лэди Франсес Траффорд влюбилась в «почтальона». Но с помощью времени, забот и строгих предосторожностей, быть может, удастся предотвратить окончательную катастрофу — брак. Тогда, если маркиз не поскупится, какой-нибудь молодой граф или, по меньшей мере, барон, пожалуй, согласится забыть почтальона и сорвать аристократический цветок, правда запятнанный, но скрашенный позолотой. Ее милашкам придется пострадать. Всякая прибавка к приданому послужит им в ущерб. Но все же лучше это, чем иметь зятем почтамтского клерка.

Таковы были планы, с которыми маркиза собиралась везти падчерицу в их саксонскую резиденцию. Маркиз склонялся в ту же сторону. «Совершенно согласен, что их следует разлучить — совершенно, — говорил он. — Допустить этого невозможно. Ни одного шиллинга… если она не будет вести себя прилично. Конечно, она получит свое состояние, но не для того, чтобы сделать из него такое употребление».

Сам он в тайне замышлял устроить их всех в замке и тогда, если возможно, поспешить назад в Лондон до совершенного окончания сезона. Жена сильно убеждала его безусловно хранить тайну, вероятно позабыл, что сама все рассказала лэди Персифлаж. Маркиз вполне с нею согласился. Тайна необходима. Что до него касается, то вероятно ли, чтобы он заговорил о таком тяжелом и таком близком его сердцу вопросе! Тем не менее он все рассказал мистеру Гринвуду, джентльмену, игравшему в его доме роль наставника, частного секретаря и капеллана.

У лэди Франсес были свои мысли относительно предстоявшего отъезда и жизни за границей. Они собираются преследовать ее, пока она не изменить своего намерения. Она собиралась приставать к ним, пока они не изменять своего. Она слишком себя знала, чтобы питать какие-нибудь опасения на счет собственной стойкости. Она создавала, что маркизе не удастся ни убеждениями, ни даже преследованиями заставить ее отказаться от человека, которому она дала слово. В душе она презирала маршу. К отцу она питала глубокое доверие, — зная, что у него любящее сердце, думая, что он продолжает враждебно относиться к тем аристократическим догматам, которые для маркизы — религия, и вероятно сознавая, что в самой его слабости она почерпнет силу. Если б мачеха стала действительно жестокой, тогда отец возьмет ее сторону против жены. Тяжелое время неизбежно, — так месяцев шесть, и тогда настанет минута, когда она будет иметь возможность сказать: «Я испытала себя, знаю чего хочу, намерена возвратиться домой и вступать в брак». Она позаботится, чтобы ее заявление на этот счет не было неожиданным ударом. Шесть месяцев будут употреблены на подготовку к нему. Маркиза может стойко проповедовать свои идеи в течение шести месяцев, лэди Франсес не менее стойко будет проповедовать свои.